К И Н О К О Н Т Е К С Т : Ф е с т и в а л и : ММКФ |
Алексей Медведев
"Балуев" против "8 1/2" Величайший триумф Московского кинофестиваля едва не стал величайшим его провалом
В 1963 году главный приз III Международного московского кинофестиваля достался картине Федерико Феллини "8 1/2". Мало кто знает, что в качестве основного конкурента феллиниевского шедевра от Советского Союза был выставлен фильм режиссера Виктора Комиссаржевского "Знакомьтесь, Балуев!" - история о прокладке газопровода через непроходимые болота. После этого опыта 50-летний дебютант Комиссаржевский благоразумно решил больше не пробовать силы в кино. Его картина могла бы безвозвратно затеряться в архивной пыли, но по необъяснимым причинам выбор нового министра кинематографии пал именно на нее: "Балуев" открыл московский фестиваль 63-го года.
8 июля 1963 года газета "Вечерняя Москва" писала: "Флаги третьего международного фестиваля в Москве, открывшегося фильмом "Знакомьтесь, Балуев!", взвились под аккомпанемент радостного гимна советскому человеку, воспитанному и взращенному партией Ленина". Советская пропаганда набирала обороты, но даже инерции идеологической машины не хватило, чтобы сокрушить здравый смысл. Вскоре и партийным чиновникам стало ясно, что о "Балуеве" лучше забыть, как о страшном сне. Главный приз достался Феллини. Такое решение приняло жюри под председательством режиссера ГРИГОРИЯ ЧУХРАЯ. Интервью у создателя "Баллады о солдате" и "Чистого неба" взял АЛЕКЕСЕЙ МЕДВЕДЕВ
- Вы были председателем жюри на фестивале 1963 года. Каким был фестиваль в то время, каков был его статус?
- Это был международный фестиваль очень высокого класса. После войны авторитет Советского союза был чрезвычайно высок. В это время начался бум изучения русского языка во всем мире. Где бы ни появлялись русские, всегда на них смотрели с большим уважением. Это был третий фестиваль – у нас уже был кое-какой опыт в вопросах организации. Так получилось, что меня назначили председателем жюри московского фестиваля, поскольку мои картины знали на западе. На этот фестиваль приехали звезды первой величины – потом уже такого не было. Был весь цвет мирового кинематографа: Джина Лолобриджида, Элизабет Тэйлор, Ив Монтан и Симона Синьоре, Жан Марэ, Сатъяджит Рэй, классик неореализма Джузеппе де Сантис, Стэнли Крамер, Федерико Феллини – представлять этих людей нет необходимости. Феллини привез с собой фильм "8 1/2", оказав этим большую честь нашему фестивалю.
- Какие советские картины были представлены в конкурсной программе?
- С моей точки зрения, они были предельно плохими. В это время у нас сменился министр кинематографии – на это место пришел Алексей Владимирович Романов. Раньше он был посредственным журналистом, очень кондовым. Им решили заменить прежних министров-вольнодумцев. А он вольно не думал, он вообще никак не думал. Он в кинематографе понимал так же, как я в китайском языке. С нашей стороны Романов выставил на фестиваль картину "Знакомьтесь, Балуев!". Это была очень знаменательная картина. Я могу рассказать вам только начало, и вы сразу поймете, что это было такое. Речь в фильме шла о прокладке газопровода, а Балуев был начальником этого дела. Вот он уезжает в командировку. Жена собирает ему чемодан и спрашивает: "Скажи, ты мне когда-нибудь изменял?" Он говорит: "Да, три раза. Один раз с монтажницей, другой – со студенткой и третий – с кандидатом наук". Она расплывается в улыбке: "Значит, все это была я?" И он начинает ее целовать – сперва в губы, потом ниже, в грудь, потом камера останавливается, а он опускается все ниже, ниже, ниже. Наконец она говорит: "Не целуй мои туфли – они грязные". Очень романтическая сцена.
- Как объяснить появление подобного фильма? Он снимался специально под фестиваль?
- Нет, у нас так не было. У нас какие фильмы начальство считало хорошими, те и выставлялись на фестиваль. А у начальства был вкус такой же, как у Алексея Владимировича Романова – то есть никакого. Так вот, заместителем моим был назначен очень хороший советский критик Караганов. Посмотрев "Знакомьтесь, Балуев!", он сказал нашему министру кинематографии: "Этот фильм не получит никакой премии". "А что же нам делать? – заволновался Романов. – Мы должны обязательно получить приз". Ведь работа министра кинематографии оценивалась по количеству премий. Тогда Караганов посоветовал ему выбрать еще один советский фильм, и он выбрал "Порожний рейс".
- Как реагировали зарубежные члены жюри на советские картины?
- После показа "Порожнего рейса" ко мне прибежала переводчица Маша Марецкая, дочка нашей знаменитой актрисы Марецкой, и сказала, что итальянский критик Серджо Амедеи учинил большой скандал. Я прибежал в комнату жюри и слышу: "Дайте мне сейчас же билет, я уезжаю к чертовой матери с вашего фестиваля". "А что случилось?" "Вот вы показали "Порожний рейс". А я так чту советский кинематограф! И что же, я должен писать о нем правду? Лучше я ничего писать не буду, но и участвовать в вашей бодяге отказываюсь". Я говорю: "Серджо, тебе что, не нравится этот фильм?" Он в ответ: "Не нравится! А тебе нравится?" "Мне тоже не нравится". "Ах, вот оно что! – обрадовался Амедеи. – Тогда я остаюсь!"
- Было ли давление на жюри со стороны советского руководства?
- Во время фестиваля меня вызвали в ЦК и спросили: "Кому дашь главный приз?" Я говорю: "Федерико Феллини". "Что?!!" "Да, это лучший фильм на нынешнем фестивале". "А ты знаешь, что Никита Сергеевич уснул на этом фильме?!" Я говорю: "Никита Сергеевич – политический деятель, у него много работы, он утомился – вот и уснул. Но это не значит, что фильм плохой. Он все равно получит главную премию". "Тогда положишь партбилет на стол!" А я уже не раз клал партийный билет, и каждый раз мне его возвращали… Со мной беседовал некий Снастин – участник войны, но небольшой эрудит в искусстве.
- Как же в итоге было принято решение о присуждении главной премии Феллини?
- Приезжаем мы на заседание жюри. Товарищ Романов знал, что мы будем обсуждать "8 1/2" и устроил нам такой подарок: он собрал всех членов жюри из социалистических стран (а состав жюри делился поровну) и сказал им, что если они проголосуют за "8 1/2", то будут иметь большие неприятности у себя дома, так как он уже переговорил с министрами культуры их республик. И большинство членов жюри из социалистического лагеря выступили против фильма. Потом поднялся Жан Марэ, бывший членом жюри, и сказал: "Я буду голосовать за "8 1/2", потому что это лучший фильм фестиваля. Тут выступил югослав и заявил: "А это педерастический фильм!" Почему он так решил, объяснять он не стал и вряд ли бы смог. Вслед за ним выступил американский режиссер Стэнли Крамер: "Я не думаю, что "8 1/2" - лучший фильм Феллини, но на этом фестивале лучшего фильма нет, поэтому я буду голосовать за него. Я мужчина, каждый день бреюсь и каждый день смотрю на себя в зеркало. Так вот, чтобы мне не было неприятно смотреть в зеркало, я вам всем желаю больших успехов. До свидания. Я в этом фестивале и в этом жюри никогда не участвовал". И ушел.
Вслед за ним выступил индийский режиссер Сатъяджит Рэй: "Я своего фильма никогда не привезу на московский фестиваль, потому что если он окажется лучше других, скажут, что он непонятен народу". А именно такой тезис выдвинул Караганов – поневоле, конечно, потому что человек он умный. Рэй тоже ушел, а вместе с ним – почти половина членов жюри. Я объявил перерыв на час, просил всех все равно прийти, а сам пошел к министру, который меня уже ждал. Прихожу к нему в номер, в гостиницу "Россия" и говорю: "Такие вот дела, большинство членов жюри покинуло фестиваль в знак несогласия с нападками на "8 1/2" "Ну и пусть они уходят, а мы все равно дадим нашему фильму!" Я попытался его вразумить: "Наш фильм не получит даже самой захудалой премии. Это очень плохой фильм" (В итоге "Порожний рейс" был удостоен второй премии ММКФ - "Время МН"). "Вы так считаете?" "Да, я так считаю". "А кто вам дал право так считать?" Я говорю: "Просто моя профессия. Я ведь все-таки немножко снимаю кино и что-то в этом понимаю. А у вас какая профессия?" Он замолчал. Тут пришел искусствовед в штатском и сказал, что на московском телеграфе лежит пачка телеграмм о скандале на фестивале. Романов заволновался и стал звонить на дачи – советоваться с начальством. А начальство не подходило к телефону; дежурные говорят: "Он занят. Он отдыхает". Я посмотрел на часы и сказал: "Оставайтесь с Карагановым, а я пошел свои дела делать".
Когда я шел в комнату жюри, ко мне подошла Симона Синьоре, моя добрая знакомая: "Гриша! Что такое? Говорят, "8 1/2" не дадут премию?!" Я успокоил ее. Смотрю на часы, через несколько минут пора начинать. Страны народной демократии в полном сборе, а иностранцев еще нет. Уходя на перерыв, я попросил мексиканца составить предложение, чтобы Феллини получил главную премию за вклад в мировое кино - в том числе и за "8 1/2", но не только за этот фильм. Ровно в десять появляется улыбающийся Стэнли Крамер, за ним – Жан Марэ… Все пришли. Что мне понравилось: мы тоже иногда протестовали, уходили с каких-то мероприятий, но когда возвращались, то с видом оскорбленного целомудрия. А они смеются, улыбаются, говорят, что за это предложение с удовольствием проголосуют. Проголосовали за пять минут. Прибегает Караганов, кричит: "Мы с Романовым составили предложение!" Я отвечаю: "У нас было свое предложение, решение уже принято". Дальше мы очень быстро распределили основные призы, и все остались довольны.
- Как отреагировало партийное начальство на решение жюри?
- Когда я вручал премию Федерико Феллини, он показал всем приз и сказал: "У меня 270 международных премий, но эта – самая дорогая для меня, потому что я получил ее в социалистической стране, в Советском Союзе". Я подумал: "Ну вот, теперь у наших политиков есть материал для пропагандистской компании". Но ничего подобного.
Поскольку после вручения премий со мной начальство не разговаривало, чиновники проходили мимо меня, как мимо столба, даже не здороваясь, я решил: "Какого черта я буду здесь мозолить глаза!" – и уехал на Украину к родителям. Уже там я прочитал, что после фестиваля Романов собрал на пресс-конференцию журналистов, которые еще не успели разъехаться, и сказал: "Мы дали премию Федерико Феллини, но мы с ней не согласны, потому что это пессимистический фильм". По условиям фестиваля, мы должны были купить фильм, получивший первую премию, но так и не купили…
- Вас не наказали за строптивость?
- Через две неделе я вернулся от родителей, пришел – по другим делам – к Романову. Он сказал: "Ну, ты и хлюст! Нагадил, а сам уехал, а меня вызывали на ковер в ЦК". "И что ж там было на ковре?" "Все требовали исключить тебя из партии". "А почему не исключили?" "Никита Сергеевич за тебя заступился, сказал, что Чухрай – хороший парень, только не обстрелянный". Для меня это было смешно – я на войне получил четыре ранения.
- Что дальше случилось с московским фестивалем?
- Для нас третий фестиваль был самым почетным – его посетили первые лица мирового кино, а для нашего начальства это был провал. После этого московский фестиваль пришел в упадок. Председатели жюри поневоле стали давать премии "на троих", чтобы никого не обидеть, и мировая общественность утратила всякий интерес к нашему фестивалю. К нам стали приезжать второстепенные люди, о которых никто не слыхал, да и по лицам было видно, что это не звезды. Продолжал бывать у нас разве что Стэнли Крамер. Как-то он предложил мне снимать совместный фильм об обороне Сталинграда – он знал, что я был ее участником. Но мне было неудобно с американцами снимать этот фильм, и я сказал, что уже заключил договор с директором Мосфильма Суриным, хотя никакого договора не было. Кстати, так мне и не дали снять фильм о Сталинграде. Приезжал еще де Сантис – он был большим моим другом и другом моей жены. Но того, что было в 1963 году, не повторялось уже никогда.
"Время", 16 июля 1999 год
К И Н О К О Н Т Е К С Т : Ф е с т и в а л и : ММКФ |