К И Н О К О Н Т Е К С Т : Ларс фон Триер: статьи

Сергей Кузнецов

Еще один камешек в наш ботинок

При всей невозможности измерить родную страну общим аршином, судьба зарубежных режиссеров в ней удручающе предсказуема. Культовым режиссером обречен быть Квентин Тарантино или Питер Гринуэй, им может стать Джим Джармуш или Вонг Кар-вай - но Ларсу фон Триеру придется ограничится уважительными киноведческими статьями и дискуссиями непрофессионалов.

В этом нет ничего удивительного - при характерном для режиссера девяностых черном юморе и увлечении популярными и вульгарными жанрами (детективом в "Элементе преступления", шпионским фильмом в "Европе", мыльной оперой и мистическим триллером в "Королевстве", мелодрамой в "Рассекая волны") фон Триер остается совершенно серьезен и не собирается ни развлекать, ни просвещать зрителя. Именно такое кино обречено сегодня в России оставаться немодным - уж слишком оно похоже на Тарковского, которого все любили лет пятнадцать назад.

В итоге о фон Триера худо-бедно известны пикантные подробности жизни (не летает на самолетах и не расстается со спасательным жилетом) и список фильмов: "Преступный элемент" (1984), "Эпидемия" (1987), "Медея" (1988), "Европа" (1991), "Королевство" (1994, еще четыре серии 1997) и "Рассекая волны" (1996). Однако отсутствие киноманского культа ответственно за то, что до сих пор никто в России не задался вопросом об единых мотивах, пронизывающих все его творчество. Впрочем, в отличие от Питера Гринуэя или Дэвида Линча из фильма в фильм варьирующих один и тот же набор тем и образов (перечисления и каталоги у первого и очарование зла и насилия у второго), картины фон Триера скорее группируются по две - по три.

Самой заметной группой является его постапокалиптическая европейская трилогия "Преступный элемент" - "Эпидемия" - "Европа". Интересно посмотреть, как по сравнению с "Элементом" переставлены акценты в "Европе". Если в первом фильме причины, повергшие Европу в хаос неизвестны, то в последнем они, что называется, исторически-обусловлены окончанием второй мировой войны. Зато внешнее обрамление в "Преступном элементе" тривиально (герой рассказывает о случившемся с ним на сеансе психоанализа), а в "Европе" - загадочно (голос Макса фон Сюдова ведет отсчет, управляющей жизнью героя - как гипнотизер или, опять-таки, психоаналитик). Все три фильма насыщены цитатами - как кинематографическими, так и литературными: "Преступный элемент" явно пародирует "Смерть и буссоль" Борхеса, в "Эпидемии" нетрудно заметить аллюзии на "Чуму", а "Европа" отсылает не только к "Германия, год нулевой" Росселини, но и к "Радуге гравитации" Томаса Пинчона, где послевоенная Европа тоже описана как большая оккупационная Зона (Zone + Europe = Zentrope ?). Важнее, однако, проходящая через все три фильма тема свободы воли / ответственности за содеянное / гипноза: герой "Преступного элемента" действует, подчиняясь теории, разработанной его учителем точно так же как Леопольд Кесслер выполняет инструкции неведомого голоса ("на счет десять ты окажешься в Европе... на счет три ты потеряешь сознание... на счет десять ты умрешь").

Неудивительно, что в трилогию врезается экранизация "Медеи" Еврепеда, с характерным для греческой трагедии темы рока и бессилия человека перед ним. Вместе с тем, "Медея" снята не столько по пьесе Еврепида (если можно назвать греческую трагедию пьесой), сколько по непоставленному сценарию Карла Дрейера, режиссера, вдохновившего фон Триера на "Рассекая волны". (Кстати, оригинальное название фильма было "Amor Omnie" - "Любовь вездесуща" - слова, которые Гертруда Дрейера выбрала себе в качестве эпитафии1).

С другой стороны, парой к "Европе" может служить дипломный фильм фон Триера, про который известно только, что он был посвящен второй мировой войне и сочтен экзаменационной комиссией про-германским. Вероятно, парой к "Преступному элементу" мог бы послужить незаконченная картина "Dimension", про которую известно что по жанру она триллер, как и дебютная работа датского режиссера. Впрочем, куда интереснее, что фильм снимается по четыре минуты в год - и фон Триер планирует закончить его к 2024. "Так в мой фильм входит еще одни герой - время", - говорит он. Вероятно, на последних минутах герои превратятся в бледные тени самих себя, а то и в призраки, наподобие тех, что населяют больницу "Reget" (кстати, время играет важную роль и в "Королевстве" - как во всяком растянутом во времени сериале).

"Королевство", вне сомнения, наиболее культовый из всех фильмов фон Триера. Правда, критики, поспешившие объявить его "европейским ответом на "Твин Пикс" " заблуждаются: ни специфический юмор, ни проблематика, ни сюжетные ходы двух знаменитых сериалов не дают никаких оснований для их сближения. Если фильм Линча может быть описан как "страшный" и "забавный", то для "Королевства" скорее подходит определение "неприятный" и "беспокоющий". Человек сошедший с ума и воображающий себя генералом Грантом - и девочка, оставшаяся недоразвитой вследствие неудачной операции. Отец-оборотень, убивший свою дочь ночью в лесу - и отец-врач, отравивший свою дочь ингаляциями хлора. Там, где у Линча забавная шутка, пародия или жанровый штамп - у фон Триера случай из жизни, бытовая жестокость или почти родная достоевщина.

Самая фон-трировская сцена "Твин Пикса" - эпизод, когда Лиланд Палмер умирает на руках агента Купера и тот читает над ним "Тибетскую книгу мертвых", переложенную на современный американский язык ("... теперь ты видишь сгусток материализовавшейся энергии..."). С потолка (из противопожарной сигнализации) льет вода - цитатой из Тарковского. Впрочем, чтобы убедиться, что даже здесь сходство поверхностно, достаточно пересмотреть сцену из финала второй серии "Королевства", где миссис Друс (местная мисс Марпл) сидит у постели своей умирающей подруги. "Настоящий спирит умирает мужественно", - говорит она и просит подругу задержаться в своем пути к Чистому Свету, чтобы разыскать неуспокоенный дух маленькой девочки. Фон Триер избежал капающей воды (в изобилии присутствующей в "Преступном элементе") - вместо нее выступает пульсирующая лампа дневного света, разным количеством миганий отвечающая на вопросы миссис Друс.

Вообще аналогии с англо-американским кинематографом, преследующие фон Триера, обычно кажутся притянутыми за уши и свидетельствующими скорее о растерянности критиков, чем об особенностях самих произведений - "Преступный элемент" напоминает "Бегущего по лезвию бритвы" Ридли Скотта не больше чем "Европа" - "Бразилию" Гиллиама (Скорее можно отметить обратное влияние - "Семь" или "Двенадцать обезьян" действительно чем-то неуловимо напоминают "Преступный элемент").

На самом деле я бы описал "Королевство" как автобиографический фильм - не столько в смысле соотнесения описываемых событий с жизнью автора, сколько в связи с его идеальной вписанностью его образа в созданный им же мир. Судите сами: человек, который

узнает от умирающей матери, что она зачала его не от своего мужа, а от адвоката из известной артистической семьи, чтобы "у ребенка было развитое художественное чувство"

сбегает от беременной жены с молоденькой бэбиситтершей

сам добавляет частицу "фон" к своей фамилии

боится самолетов и кораблей,

показывает "fuck!" Каннскому жюри и обзывает его председателя "карликом"

- вне сомнения просится в кунскамеру копенгагенской больницы. Не случайно фон Триер появляется по окончании серий "Королевства", комментируя происходящее, наподобие задействованных в фильме детей-даунов.

Вероятно, все эти подробности жизни фон Триера стали известны не без его помощи - не даром в одном из интервью он сказал о том, что в юности восхищался Дэвидом Боуи, жизнетворческая стратегия которого не менее важна, чем его песни. Впрочем, в знаменитом манифесте "Догма 95" фон Триер вместе с пятью другими датскими режиссерами призвал не указывать имя режиссера в титрах и снимать низкобюджетные фильмы ручной камерой, без использования искусственного освещения, спецэффектов или последующего озвучения. "Догму 95" назвали новым неореалистическим манифестом, но цели фон Триера, судя по всему, были несколько иные - он говорил, что снимать кино стало слишком просто и нужны какие-то внешние ограничения, чтобы в этом занятии снова появился интерес.

На фон-триеровской студии "Zentrope" было снято пять Догма-фильмов; вероятно, режиссером одного или нескольких из них был фон Триер - но, разумеется, мы вряд ли будем знать это точно: в титрах режиссер не указан.

Зато "Рассекая волны" был сразу заявлен как "фильм Ларса фон Триера", открылся песней Дэвида Боуи и делался с использованием достаточно сложной техники - фильм снимался на кинопленку, потом переводился на видео, где подвергался цветовой обработке, потом снова переводился на пленку. В отличие от предшествующих работ это был эмоционально-обнаженный фильм (именно это прежде всего шокировало родственников фон Триера; его дядя, известный датский кинематографист Борге Хорст, поддерживавший племянника с его первых работ, на этот раз сказал, что лента неудачна с начала до конца. Фон Триер также отказался от усложненности своих предшествующих фильмов - действие линейно, съемка в меру реалистична (не сравнить с "Европой"!), среди действующих лиц нет призраков и гипнотизеров. Тем не менее, в "Рассекая волны" присутствуют почти все фон-триеровские мотивы.

Начать с того, что сюжет фильма выглядит удивительно кассовым - как и истории о маньяке-убийце, таинственной эпидемии, шпионах-оборотнях или врачах-убийцах, которые фон Триер рассказывал раньше. Режиссер даже с гордостью рассказывал, что когда решался вопрос о финансировании его работы, заявку на сценарий вместе с несколькими другими работами заложили в компьютер и тот якобы выставил "Рассекая волны" высший балл: "Там были все необходимые ингредиенты: моряк и девушка и романтический пейзаж - словом, все то, что любят компьютеры". Разумеется, точно так же как и в предыдущих случаях получившийся фильм оказался вовсе не таким развлекательным, как предполагали инвесторы.

Так же как в "Королевстве", фон Триер исследует в "Рассекая волны" состояние между жизнью и смертью. Однако на шотландском острове уже нет спиритов, чтобы сопроводить отлетающую душу в ее путешествии - и потому зависший между жизнью и смертью герой предоставлен сам себе и только Бесс может вернуть его к жизни.

Как в "Преступном элементе", где верящие в правоту Теории герои преступают грань, в "Рассекая волны" Бесс, верящая в правоту того, что говорит ей Джон, нарушает все законы своего общества. (В скобках отметим, что картины фон Триера вообще - выстроенные, "теоретические", картины. Неслучайно во время обсуждения "Догмы 95" фон Триер сказал: "Да, это теория. Но теория важнее реального человека").

Однако настоящей парой к "Рассекая волны", конечно, является "Европа". Если не держать в голове диалог Леопольда Кесслера со священником, то трудно понять финальное исцеление Джона и колокола, звонящие в честь Бесс. Утверждая, что во время войны надо верить, несмотря на то, что противник тоже верит, священник говорит: "Господь помогает всем людям, но ему проще простить вас, если вы верите в то, за что сражаетесь". Иными словами, прощение наступает не как награда за безгрешную и праведную жизнь (чего же тогда прощать?), а как награда за веру - и в этом смысле Бесс заслужила свои колокола.

Не в меньшей степени рифмуется с "Европой" сам замысел "Рассекая волны": вспоминая прочитанную в детстве книжку "Золотое сердце", в которой рассказывается о девочке, вошедшей в лес с полной корзиной и в хорошеньком платьице, раздавшей все и вышедшей голой со словами "Мне и так хорошо", фон Триер признает, что хотел снять трагедию, в которой не было бы виноватых. Разумеется, это вывернутая наизнанку идея "Европы", в которой Катарина Хартман объясняет Леонарду, что все пассажиры поезда, который он должен взорвать, заслужили смерть - потому что жили при нацистах, знали и совершали преступления, чтобы выжить. Перефразируя слоган твин-пиксовского приквела* - на таком материке как Европа нет невинных. И займи свое место в аду, как говорят, предавая тело земле.

Вряд ли следует считать, что за несколько лет фон Триер коренным образом пересмотрел свое отношение к проблеме вины и невинности. Один подход стоит другого. Какая разница: все виновны - или все невинны? И так и так нет места ни человеческой индивидуальности, ни свободе выбора. Возможно, он прав и так оно и есть на самом деле.

Как-то раз фон Триер сказал, что фильм должен быть как камешек в нашем ботинке. Ему удается снимать именно такие фильмы: с каждым новым пройденным километром они натирают все больше и больше, и вытрясти их уже нет никакой надежды.


1К слову сказать, авторское заглавие "Европы" (тоже забракованное продюссерами) было "Le Grand Mal" - "Большое зло".

2In the town like Twin Peaks no one is innocent

"Сеанс"

К И Н О К О Н Т Е К С Т : Ларс фон Триер: статьи